Утренний теплый ветер на равнинах, отличался от утреннего теплого порывистого ветра над холмами. Виола приспособила угол наклона крыльев так, чтобы компенсировать изменения в скорости и в давлении воздуха, который поддерживал ее вес на несколько тысяч футов выше утопающей в солнечных бликах земли. На мгновенье она закрыла свои двойные веки, наслаждаясь мягким ложем ветра, теплотой утренних лучей, палящих мускулы ее длинного тела. Она вообразила как свет заставляет ее чешую искриться, как те, кто видит ее кружащуюся в небе, поражаются этому зрелищу, и замурлыкала от удовольствия, зная, что именно она самое красивое существо в Алагейзии. Что могло сравниться по красоте с ее чешуей; с ее длинным, сужающимся хвостом; с ее крыльями, столь прекрасными и хорошо сформированными; с ее изогнутыми когтями; с ее длинными белыми клыками, которыми она могла перегрызть шею дикого вола одним укусом? Ни Ren ни Saturn не могли с ней сравнится. Кроме того, они были самцами, самцы могут казаться величественными, но они не могут воплощать ту красоту, которую олицетворяла она. Нет, она была самым великолепным существом в Алагейзии, все было так, как и должно быть.
Виола довольно извивалась всем телом от головы до кончика хвоста. Сегодня был прекрасный день. Жар солнца заставлял ее чувствовать, как будто бы она лежит в гнезде с углями. Ее живот был полон, небо было ясным, и не было ничего чему она должна была бы уделять внимание, помимо наблюдения за противниками, которые могли бы начать сражение - она сделала бы это так или иначе, как некую привычку.
У ее счастья был только один недостаток, но это был большой недостаток, и чем дольше она думала о нем, тем недовольнее становилась, до тех пор, пока Виола не поняла, чем больше всего она была не удовлетворена: ей хотелось, чтобы Фауст был здесь и провел этот день с ней. Она поворчала и выпустила короткую струю синего пламени из пасти, иссушая воздух перед собой, затем сократила мышцы горла, прекращая поток жидкого огня. Ее язык покалывал от пламени, пробежавшему по нему. Виола зарычала и огрызнулась на крошечного воробья, который был достаточно глуп, чтобы пролететь в пределах досягаемости ее зубов. Она промахнулась - воробей пронесся мимо и полетел прочь, уже не досаждая ей - что только ухудшило ее отвратительное настроение. Мгновение она обдумывала идею преследования воробья, но потом решила, что оно не стоило того, чтобы беспокоить себя из-за такого несущественного пятнышка костей и перьев. Он не стал бы даже хорошей закуской.
Наклоняясь по ветру и покачивая хвостом в противоположном направлении, чтобы облегчить поворот, она покружила вокруг, изучая землю далеко внизу и все маленькие проносящиеся мимо предметы, которые стремились скрыться от глаз охотника. Даже с высоты в тысячу футов, она могла посчитать число перьев в хвосте ястреба, который просматривал пшеничное поле находящиеся к западу от Реки Джиет. Она могла увидеть пятно коричневого меха кролика, мчащегося от опасности в порыве спасти свою жизнь. Она могла обнаружить маленькое стадо оленей, скрывающихся под ветвями кустов смородины, сгруппировавшихся вдоль притока Реки Джиет. И могла услышать высокий писк напуганных животных, предупреждающих собратьев о ее присутствии. Их колеблющиеся крики удовлетворили ее; это правильно, пища должна бояться ее. Если когда-нибудь она должна будет бояться, то она поймет - ей пришло время умереть.
Над водой, на высоте в тысячу футов она сложила крылья и почувствовала напряжение в своих летательных мембранах, когда ветер, начал давить на них с огромной силой. Она замедлилась почти до бездвижья, затем позволила воздуху разлиться под крыльями и ускорилась еще раз, скользя в пределах ста футов над непригодной-для-питья-водой коричневого цвета.